Вот и всё. Последнее прощание состоялось.
Несмотря на все неудобства так называемой самоизоляции и пропускного режима, траурный зал на Троекуровском кладбище всех пришедших вместить не смог. Церемонию прощания пришлось проводить в два этапа. Хотя, конечно, сказалось и принуждение соблюдать так называемую социальную дистанцию. На полу там теперь расчерчены квадратики – с положенным расстоянием – люди должны стоять только на них.
Большинство пришедших принесли цветы. Так что мне даже сделалось немного неловко – я пришёл с пустыми руками. Где ж теперь купить цветы – в такое-то время. Но, признаться, про цветы мне даже не приходило в голову. Гораздо больше тревожило получить пропуск, что удалось только со второй попытки. Приехавший таксист первым делом его спросил.
Тело покойного в гробу было совсем не похожим на человека при жизни. Покойники и в принципе внешним видом отличаются от живых – но выглядят похоже. А тут было непохоже, совсем непохоже на то, что я запомнил – а запомнил я его очень хорошо.
Я очень рад, что с Константином Анатольевичем Крыловым лично успел познакомиться чуть ближе, чем просто слушатель его лекций. Последний раз мы виделись 29-ого декабря минувшего года. Это были маленькие посиделки в «Келье», тематические – микролекция для двух слушателей, посвящённая картам таро, которую Константин Анатольевич нам рассказывал. До того, как приступили к назначенной теме, я ему сказал: «Константин Анатольевич. Я только прочитал вторую книгу «Буратины». И теперь серьёзно сомневаюсь, человек ли Вы вообще. Ведь даже Михаил Афанасьевич был человеком. И тем более человеком был Владимир Набоков. Только Фёдор Михайлович был не человек. И теперь у меня второй кандидат – Вы. Ибо в одиночку сочинить ТАКОЕ – это за рамками человеческих возможностей».
Не человек, да. СВЕРХчеловек. Но и до того сознание его величия меня потрясало и внушало благоговение. Пообщаться с Константином Анатольевичем вживую впервые мне привелось в сентябре 2015-ого года на второй лекции его курса писательского мастерства. Ну, как пообщаться – задать очно вопрос. Я тогда жутко разволновался: такая глыба размером с солнце – и какой-то обычный человечишка смеет лезть к светилу со своими вопросами. Пока другие задавали вопросы, я тщательно составил формулировку своего и несколько раз её про себя проговорил – чтобы получше запомнилось, чтобы не оконфузиться – не сбиться в середине фразы, не начать вспоминать и соображать на ходу – как это делают другие, экая и мэкая. Я в принципе не экаю и не мэкаю, вынужденные паузы в речи заполняя благородной тишиной – но ведь суть от этого бы не поменялась, даже если бы выглядело всё более эстетично. Сердце колотилось, меня ударило в жар. И вот Константин Анатольевич указал на мою поднятую руку, объявив: «Ваш вопрос!». Слова́ в смысловой цепочке скакали и пытались вырваться. Догадываюсь, что голос мой дрожал и, боюсь, срывался в фальцет. Но я всё-таки справился, поставив себе за свой опыт три, даже с плюсом. А потом людей на лекции стало ходить поменьше, контакт лектора с аудиторией стал более камерным, более неформальным, более компанейским, что ли… Я постепенно привык, и оказалось, что светилу можно не только внимать, а можно запросто самому с ним разговаривать, а иногда высказывать или сообщать что-то такое, что у светила вызывает видимый интерес. Последнее неимоверно тешило самолюбие. Как и возможность иногда оказать небольшую посильную помощь в каких-то делах или порадовать скромным подарком на день рождения или новый год.
И вот теперь всё. В мире образовалась дыра чудовищных размеров. Во всяком случае, в моём мире. Когда я прочитал новость и пережил первый отрицающий шок, первым в моей голове явился вопрос: «Как же мы теперь?». За ним пришёл второй, более страшный: «Как же Я теперь?!». Да, где-то он был точкой опоры, где-то – путеводной нитью во тьме блуждалища, где-то – вешками, с которыми я сличал своё мироощущение. А теперь всё, теперь сам – всё сам. Ни тебе точек опоры, ни нити, ни вешек. Эта пустота ничем не будет заполнена – потому что некому её заполнить. Кто-то сказал: «Ушла эпоха». Но она не ушла. Она умерла. Вместе с ним. Потому что он и был эпоха. Наступит ли за ней следующая? Не могу этого совсем исключать, но настроен скорее скептически. Ничего уже не наступит. Ничего и никогда. И в той же «русской» литературе продолжат царствовать вечные улицкие с юзефовичами.
Кто-то говорил, что Крылов как писатель утратил бодрость, что пошёл на склон. По-моему, это чушь собачья. По-моему, только в «Буратине» он наконец и распробовал по-настоящему свой талант, только тогда и научился им пользоваться в полной мере. Но не успел дописать даже и «Буратину». Подстрелен на взлёте. Да, именно так – какой к чёрту склон. И да, именно подстрелен, убит. Даже если не непосредственно и даже если не вспоминать, что однажды его основательно обработали менты, что потом сказывалось очень долго и в конце концов сказалось вот так. Даже если это не вспоминать, то всё равно убит – убит вонючей «самоизоляцией», от которой и здоровым-то дома взаперти и неподвижности делается дурно. Я не сомневаюсь, что не будь введена идиотская «самоизоляция», Константин Крылов сейчас был бы жив. Хотя и посерьёзнее свидетельства уже прозвучали: что его не оставили на положенный срок в Боткинской больнице, потому что «это же не COVID».
Ну да что теперь об этом…
Не знаю, насколько я хорош как человек. Но точно знаю, что без Константина Крылова я бы был совсем не таков, каким являюсь. А ведь это функция отца – учить своих сыновей тому, что и определит их в итоге как личностей. Мой отец был незаурядный человек. Но почти ничему меня не научил. А Константин Анатольевич научил. Выходит, во многом именно он заменил мне отца, сам об этом не зная. Потому я сейчас так и скорблю. И судя по высказываниям в сети, я таков не один. Далеко не один.
Я сердечно Вас благодарю, Константин Анатольевич. Благодарю за то, что Вы были с нами. Покойтесь с миром!